Форум » Беседка » Стихи о собаках » Ответить
Стихи о собаках
Алена:
Ответов - 22, стр:
1 2 All
Алена: Известно, и ведется так от века – Далек от совершенства божий раб. Сам Бог, когда он создал человека, Увидел, что тот немощен и слаб. Но, голосу людских стараний внемля, В творенье ничего не изменил, Зато послал Бог ангела на землю, Чтоб от беды творение хранил. И молвил Бог: «В мученьях и страданьях Он будет сон твой, сын, оберегать Он – спутник твой во всех твоих скитаниях, Он – лучшее, что мог тебе я дать…» И, человека удивив той вестью, Бог ангела на землю ниспослал. Тот – плоть и кровь обрел, покрылся шерстью, И встал на лапы, крылья ж – потерял. И ангел тот живет поныне с нами. Хоть мало он на ангела похож, Но, если ты хоть раз с его глазами Встречался взглядом – ты меня поймешь. Он днем и ночью нас оберегает. И правда… Что мне все мои враги, Когда я слышу, как за мной шагают, Твои четыре, ангел мой, ноги
Natasha:
lar-arete:
Irina: Прослезилась
Lana:
asenka:
Natasha: Вы можете спорить ругаться до драки – Что нужно для полного счастья собаке? Огромная кость или сыр в шоколаде? А может быть нужно нас просто погладить? Конечно, мы тоже вкуснятину любим, Ну, как не поймёте Вы – Бедные люди, Что Дарвин не прав – мы создания Божьи, А значит, мечтаем и любим, как можем! А деньги ни что в этой жизни поверьте, И нищего друга мы любим до смерти.
Natasha: В оттенках полумрака, В укромном уголке Лежит себе собака В печали и в тоске. Когда ж придёт хозяйка, И выведет гулять На чистую лужайку, Где можно поплясать? И вспоминает запах Цветов с густой травой, Себя на жёстких лапах В погоне озорной. Устала одиноко Весь день в тиши скучать, Ах, как судьба жестока – Всё время ждать и ждать. В окне дворняги лают. А ей: Поела? Спи! – Совсем не отличают Собаку от свиньи. Была бы вольной птицей, Чтоб в небесах парить. Хоть зайцем, хоть лисицей, В свободе б только жить. Вот так в углу укромном В печали и в мечтах, Лежит вздыхает томно Со скрипом на зубах.
Natasha: Что такое собака в доме? Это добрый, холодный нос, Это теплое счастье в ладонях, Это гордость-это мой пес! Это злость иногда-что ты сделал? Это счастье-смотреть, как растет. Это больно, когда он болеет. Это радость-здоров и живет. Это теплый язык вытрет слезы. Это грозно облаял-чужой! Это- встретил, согрел от мороза, Изумленье-какой же большой! Это- любит, не глядя на годы, Это-вечно простит и поймет. И прогулки в любую погоду, Все вниманье-что он там жуёт? Это тяжкие теплые лапы, Что обнимут, от боли спасут. Ничего, что полы исцарапал, Все равно ремонтировать тут. Это сонная морда в постели, Когда падаешь с края в ночи. Изумленье-на место? Не верю. Я на месте замерз, не кричи.... Это шерсть на вечернем платье, На полу, на ковре, да везде! Ну немножечко, может, в салате, И немножечко, может, в торте... Это страшно, когда он уходит. Это брат твой, собачник,-держись! Это новое счастье в ладонях. А в итоге-пес в дом-это жизнь.
ГаляМ: Irina пишет: Прослезилась И я. Все стихи
ГаляМ: Подруга прислала: "Я приду, как всегда, домой, Отворю свою дверь ключом. Меня ждут. Никогда пустой Не встречает меня мой дом! Рыжий друг подбежит, скуля, Улыбаясь глазами мне. Ты скучала, собака моя? Что видала сегодня во сне? И поведает мне мой друг, Дружно лапы сложив на плечах, Мордой к уху прижмется вдруг, Непонятное что-то шепча. Словно саблей, вертя хвостом, Неуклюже обняв, слегка, Поцелует меня языком, Нежно нежно... словно, щенка... Обожаю тебя, мой пес! Когда грусть забредет в наш дом, Когда давится сердце от слез - Все равно мы всегда вдвоем."
елена:
Shishiga: Прекрасные стихи про наших верных друзьей!
vi-ko: с)тырено с doggi Собака, на которой не таяли снежинки - Так Вы ничего об этом не слышали? – удивлённо спросила меня пожилая женщина, с которой мы разговорились на автобусной остановке возле одного из посёлков области. – У нас эту историю каждый сельчанин знает… Когда ж он мне в первый раз на глаза попался? Дай Бог памяти… Где-то в начале сентября. Я как раз из города от племяшки воротилась: ей тогда тридцать стукнуло, отмечали… Гляжу, белый пёс с тёмно-коричневым ошейником по остановке взад-вперёд бегает. Повизгивает, глаза блестят… Только двери автобуса открылись, он к пассажирам! Обнюхал прямо каждого. Кто шугал пса, кто ему подмигивал… “Видать, потерялся”, - подумала я тогда. Да что тут поделаешь: бродячих много бегает, не в диковинку… В следующую субботу я в город на базар поехала, яблоки продавать: у нас их той осенью уродилась тьма. Вижу, опять этот беляк на остановке сидит… И, как в прошлый раз, только автобус подъедет, он – шасть к дверям! Хвостиком завиляет, и давай пассажиров обнюхивать. Одного, другого, третьего… А как все разойдутся и автобус тронется дальше, пёс отойдёт в сторонку, к кустику, да усядется возле него. Другой, стало быть, автобус поджидать… Я его и в следующую субботу видела, и ещё через неделю, и даже в будни. Всё на том же месте. С такими же блестящими глазами и виляющим хвостиком… Как-то один мужик стал его палкой гнать. “Всё кругом, - говорит, - изгадил”. И подошву мне от сапога показывает, с налипшим дерьмом… Пёс к оврагу отбежал… А когда мужик пошёл в сторону посёлка, он – тут как тут: уселся и опять стал на дорогу смотреть, уши торчком – большие такие… Мужик назад, орёт на кобеля, палку опять схватил. Тот снова к оврагу… После видит, мужик убрался, и опять – шасть к остановке. Хитрю-ющий, бестия! На Рождество Богородицы я к свахе поехала. Когда в город автобус ждала, пёсика не было... А назад еду – он тут как тут. Правда, уже и шёрстка испачкалась, и глаза не так сверкают. Да и прыти поубавилось: к автобусу теперь не подскакивает, а идёт шагом. Людей уже всех обнюхать не успевает. Погрустнел, хвостиком вилять перестал. Сжалилась я над ним, кусок от батона отломила и сую ему под нос. Но он только башку воротит. И отъезжающий автобус взглядом провожает… Гляжу, возле кустика, где он обычно сидит, груда косточек лежит: кто-то бедолагу стал подкармливать. Я ему хлебца в эти кости и бросила. А в следующий выходной там уже пластмассовая миска стояла с похлёбкой… Правда, я однажды видела, как тот мужик – ну, который собаку палкой гонял – эту миску сапогом поддал. Прямо с супом… Но к четвергу в миску опять кто-то налил бульона, да ещё куриную ножку туда положил… В начале октября дожди полили – как из ведра. Почитай, неделю без просыху. Псину я в те выходные мельком увидела: сидит у кустика весь мокрый, уши обвисли, от холода трясётся… А на буднях кто-то на куст железный лист положил. Видно, для собаки. Я её как-то в дождик под ним увидела: значит, сообразила, лопоухая… Сообразить-то сообразила, да всё-таки дожди взяли своё: пёс чихать стал; лежит, не вставая, и ничего из миски не ест. А когда автобус подъедет, собака вскочет, носом в сторону пассажиров поведёт… и опять уляжется, голову на лапы положит и в землю смотрит… Вот тогда я и познакомилась с теми людьми. И ведь столько годков с иными жила поблизости друг от друга, а поговорить пришлось только в тот раз, на остановке. Получается, пёсик нас свёл… Так вот, гляжу: возле собаки молодой мужчина стоит (рядом его машина была, Алексей – человек не бедный, менеджер в какой-то фирме). Подошла я к нему и завела разговор… Ему про эту собаку соседка говорила (она тоже частенько на рынок моталась, и пса этого каждый раз на остановке видела). Алексей сначала ухмылялся… после начал призадумываться… а теперь вот решил на него взглянуть. Минуты через две недалеко от нас самосвал остановился, и из него вышел мужик – крепкий, коренастый. Звали его Семёном, работал он водителем на стройке. - Он ещё в прошлую среду заболел, - говорит, кивая на пёсика, - у меня сноха в ветеринарке работает, я с ней договорился: завтра привезу её, она этого кобелька посмотрит… Я, когда мимо еду, ему костей оставляю. Теперь, думаю, не по зубам они ему будут, надо мясных обрезков на рынке купить. Ну, я и вызвалась в этом Семёну пособить: уж кто-кто, а я-то знаю, где можно этих обрезков подешевле достать и помясистее. Я их своему Барсику беру. - Он что-то совсем ничего не ест - сказал Алексей. - Откуда он тут взялся? – спросил Семён. И как раз Марина подошла, наша односельчанка, деваха двадцати шести годков. С битоном. Оказалось, это она собаке бульон варила. У Марины этой недавно с мужем, Сергеем, разлад вышел. Он – скульптор. Маринка сказывала, целыми днями у себя в мастерской торчал, да ещё запирался, а по хозяйству ничего не делал. Ну, скандалы пошли, нервы-то у обоих не железные… Короче, уехал он от неё в город, к матери. Да Маринка затосковала по мужу, принялась иногда к нему наведываться. Только он и в городе тоже весь в этом…как он говорит… творческом поиске. Никакого внимания жене не уделяет… Так вот, Марина и сказала нам в тот день, что, оказывается, её подруга в августе-месяце видела, как из автобуса вышел мужик. Лет пятидесяти, коротышка, с рассечённым правым ухом. Грязный, обросший, пьянющий. И с этим псом на поводке. Быстро его отцепил, шуганул, а сам в тот же автобус – шасть! И укатил… - Ясно, лишний рот, на “пузыри” деньги отнимает, - промолвил тогда Семён. А Алексей мотнул головой и говорит: - Я недавно из Германии приехал, так у немцев даже в маленьких городишках для них, - кивнул на пса, - приюты есть, а у нас…что за страна! В общем, делать было нечего, мы записали друг у дружки номера телефонов и разошлись… Семёнова сноха, как я после узнала, наведывалась к собаке четыре раза. Делала ей уколы, а Семён приносил лопоухому чего поесть. Пёс оклемался. Но уже был не такой, как прежде. Глаза почти потухли; к автобусу он уже брёл лениво, с полуопущенной головой и поджатым хвостом. А однажды он захромал на левую переднюю лапу. Видать, палкой или камнем кто-то зашиб. Уж не тот ли неугомонный мужик, что его в сентябре от остановки отгонял? А может, пацаны? Я их возле пса как-то видела. Не знаю, напрасно говорить не буду… После навес железный утащили. И не мудрено: сейчас металл дуром прут, даже провода срезают… А в миске кто-то дырочку проделал, почти на самом дне. Очень аккуратная дырочка, сама образоваться не могла, кто-то нарочно сделал. Гвоздиком или шилом. Марина в первый раз её не заметила, налила в миску супу, а он через минуту и вытек весь… Пришлось в другой раз новую посудину приносить… К ноябрю шерсть у пса наполовину слезла, клоками начала свисать; по морде и по бокам болячки пошли… Позвонил мне как-то Алексей. - Я, - говорит, - долго думал и решил взять его себе. У меня хоть и свой пёс имеется, ну да ничего, как-нибудь их подружу. Не могу больше на этого бедолагу смотреть, сердце кровью обливается. Думал, рано или поздно он отсюда уйдёт. Тогда, как говорится, с глаз долой – из сердца вон. А он будто прирос к этому месту. Зимой-то наверняка околеет… И попросил меня пособить на всякий случай. Купил ремешок, намордник на первое время, шампунь собачью – всё, что надо. Только незадача вышла. Как только прицепил он ремешок псу и потянул его за собой, тот как зарычит, залает – откуда только силы взялись, ведь доходягой стал. Алексей и приказным голосом, и лаской пробовал его взять – ни в какую. Не идёт за ним собака – и всё тут. Присел он возле пса, осторожно погладил его по голове и говорит: - Глупыш, скоро будут холода, ты замёрзнешь. А у меня и камин дома, и свинины с курятиной – сколько хочешь... Пойми, твой хозяин за тобой никогда не придёт. Он тебя бросил, насовсем. Он плохой человек, пьяница. Зачем тебе такой нужен? И представьте себе, проскулил ему что-то в ответ пёс. И улёгся. Потянул его опять за собой Алексей; но тот упёрся, как бык, даже на лапы не встал. Постояли мы возле него, повздыхали… Затем Алексей отцепил ремешок, ещё раз погладил пса по макушке, чтоб тот успокоился; и мы с Лёшей в посёлок пошли. Как говорится, не солоно хлебавши… Когда пришли холода, суп в миске стал замерзать. И если пёс его сразу не съедал, то оставался голодным. К тому же Марина теперь приезжала в посёлок редко: она вроде бы помирилась со своим мужем и теперь большую часть времени жила у него в городе. Я иногда варила собаке лапшу, но и она на морозе становилась как камень... А в двадцатых числах так завьюжило, что куст, где обычно лежал пёс, замело. Так что он теперь и дневал, и ночевал прямо на снегу. Шерсти на нём осталось мало; и снег, падая на полуголое тело пса, почти сразу таял. Оттого собака постоянно была мокрой… А после ночного мороза на морде и на животе у пса были видны сосульки. Так мне стало жалко бедолагу! Как-то его увлекли запахом макарон с тушёнкой работники пищеблока нашей поселковой больницы. Пёс принюхался в их сторону… а затем медленно, опять хромая на ту же лапу, поплёлся за ними… “Господи, - я прямо взмолилась, увидев это, - хоть бы его при больнице приютили…” Уж не знаю, накормили собаку женщины или нет, только не было пса на остановке, почитай, трое суток. Я уж было обрадовалась… А в субботу он опять там появился. Приплёлся, бабы сказывали, почти шатаясь. Улёгся возле своего кустика, наполовину занесённого снегом, положил на передние лапы голову и закрыл глаза… Так и пролежал не шелохнувшись до самого автобуса. А когда тот подъехал, он поднял голову, принюхался… и вдруг вскочил на лапы, взвизгнув, как прежде, когда был ещё в силе. Завилял хвостом, бросился, хромая, к дверям, проковылял метра три… И застыл, провожая одного из пассажиров взглядом… Видать, обознался... Опустил голову, воротился назад к своему кустику, понюхал заиндевевшую миску и опять улёгся головой к остановке – он никогда не лежал головой в другую сторону… На следующий день я принесла ему колбасы. - Поешь, дурашка, - говорю. Поднял он голову, посмотрел на меня как-то странно… и опять положил её на лапы. От прежнего сияющего взгляда ничего не осталось. Положила я еду около его носа и пошла домой. Вечером звонит мне Алексей. - Тётя Клава, - говорит, - синоптики обещают с завтрашнего дня морозы, ветер сильный, северный… Я сейчас созвонился с Семёном. И вот что мы решили. Его сноха – она ветеринар, помните?.. - Да-да! – кричу ему. – Помню! – А у самой сердце часто-часто заколотилось: “Только бы, - думаю, - помогли чем-нибудь лопоухому…” - … так вот: она сделает собаке укол снотворного, и мы перевезём её на машине в мой коттедж. Я её там пока подержу взаперти, чтоб не убежала, и попробую войти к ней в доверие. А дальше видно будет… В любом случае оставлять её на улице уже нельзя. - Когда, - спрашиваю, - будете перевозить? Я обязательно приду, пособлю… - Я хотел завтра после обеда; но сейчас мне позвонила сестра из Иванова: завтра она с мужем приезжает с ночёвкой, никак с псом не получится… А во вторник утром я их провожу – и сразу к собаке, прямо с вокзала. Выходит, где-то к десяти утра буду на месте. Семён и Марина уже в курсе… Тётя Клава, у Вас не найдётся каких-нибудь тёплых вещей? Ну, там старые шубы, пальто… А то у меня собаке даже постелить нечего… Я после этого разговора была на седьмом небе от счастья. Ведь как всё хорошо повернулось! А ещё я подумала: я-то как до этого жила: всё на базар ездила да прибыток считала, а тут в заботу ударилась. Хоть о собаке бродячей, вроде бы – тьфу на неё, а вот видишь, до переживаний дошло… На следующий день я с утра – к Алексею. Принесла ему шубу, как он и просил. А вечером супу сготовила - жирного, наваристого, с кусочками говядины. Не пожалела для пса. Иду к нему и думаю: не будет есть, так в рот ему силой волью. А главное, хотела его погладить, утешить, ведь зимовать ему на морозе осталось одну ночку. И хватит, скажу ему, дурью маяться. Ишь, присосался к своему кусту, прямо экскаватором не оттащишь!.. Я даже не помню, сколько тогда простояла возле лопоухого без движения. С термосом в руках. То ли десять минут, то ли полчаса. Перед глазами всё плыло, будто кто поленом по голове съездил. Он уже возле своего куста вытянутый лежал. На правом боку, головой к остановке. А глаза так и не закрылись… Во вторник, как и планировали, мы все встретились. Только уже по другому поводу. Отнесли пса в овражек. Выбрали местечко, где меньше всего было снега; и Алексей, Семён и Сергей, муж Марины, стали ломиком по очереди долбить землю… Выдохлись до ужаса… Через час ямка была готова. Алексей опустил туда собаку, и мы засыпали могилку землёй. А после припорошили её снегом, чтоб какие-нибудь озорники не узнали и не разрыли… Постояли молча… Затем поднялись к остановке и стали прощаться. - Жаль, что ты мне про этого пса раньше не сказала, - обратился Сергей к жене. – Может, я что-нибудь для него бы сделал… - Зато я родню встретил, - смахивая слезу со щеки, сказал Алексей. - Ты здесь ни при чём, - отозвался Семён. – Тут другой тип ответить должен… У меня двоюродный брат в ментовке работает, попробую я через него отыскать этого…хозяина… всё ж приметы есть… Найду – двину ему раз в его пьяную морду… - Не ищи на свою задницу приключений, - сказал Алексей, - нажалуется – получишь срок. - Тогда хоть в глаза ему посмотрю…- вздохнул Семён… С тем и разошлись… С той поры иногда перезваниваемся друг с другом, спрашиваем, как здоровье, дела… И на этом разговор заканчивается. А о чём ещё говорить? Кроме того беляка, нас больше ничто не связывало… А эта псина здесь с января стоит. Вылитый лопоухий. Это Сергей сделал, Маринин муж. Из гипса. Теперь на неё, как тогда на нашего беляка, падают снежинки. Только уже не тают. Гляди. Этот пёс так же, как когда-то лопоухий, пристально всматривается в пассажиров, выходящих из автобуса. Мол, не идёт ли за мной мой хозяин? Не забыл ли он меня? Ведь я так скучаю по нему, по его ласковым рукам, которые помню ещё с тех пор, когда был маленьким щенком. С того времени, как мне хотелось уткнуться в них своей мордочкой и благодарно лизать… Где же ты, мой сердечный друг? Никогда я тебя не забуду… Вишь, в слезу вогнал… Скульптуру эту одно время хотели убрать. Кто-то властям накляузничал – мол, незаконное сооружение на остановке объявилось. Да сельчане вступились. Ещё и в газету написали. Даже корреспондент приезжал, обо всей этой истории меня подробно расспрашивал… А когда в нашей районке статья про лопоухого появилась, оставили памятник в покое. Да ещё после этого кто-то, сами видите, гвоздички у лап собаки положил. И ведь не спёр никто. Так с тех пор здесь и лежат…
джетро: Ну вот, обревелась вся. Сижу всхлипываю, а Рокки подошел , лег рядом и голову на ноги положил, жалеет меня.
Лялечка: .... знаю, что нельзя мне такое читать.... и все равно не могу остановится.....
плюша: За что любить собак? Да, в общем-то, вы правы… За сгрызенные тапки, за слюни на руках? За лужу под столом, куда босая встала… За то, что в выходной не выспаться никак? А может быть за то, что ей лишь безразличен И твой размер груди, да и любой размер… Насколько ты умен, успешен и приличен… Сантехник ли, актер, иль бомж ты, например… За то, что без тебя не ест и не играет, На тапочках в углу свернувшись у двери, За то, что лишь тебе безмерно доверяет И кость свою и жизнь – захочешь – на, бери… Сорвешься на нее, ведь жизнь – такое дело… Она не зарычит, не вспомнит всех обид… А смотрит на тебя, как будто пожалела Тебя, тебе ведь плохо… И сразу все простит… Несет любимый мяч и лапою толкает, Мол, не грусти хозяин, все будет хорошо… И знаешь, что смешно? Что это помогает… А в общем-то и правда… Действительно, за что???
Катерина:
Irishka: Вот вам стишок про боксёра(немецкого) Он атлет,в движеньи скорый, Назван он не зря боксёром, Голова с продольной складкой, Как боксёрская перчатка. Детям нравиться боксёр, С ним идут играть во двор, На лужайке,у плетня Шум,веселье,толкотня. Ну а если в доме вор, Пёс достойный даст отпор. Для него святое дело За семью сражаться смело. Взято с http://loved-ones-dogs.ucoz.ru/forum/68-60-1 Обожаю пречитывать этот стих про боксёра
Ovcharka_Boxer: У меня только грустные.... Негромко хлопнув, затворилась дверь, А в след смотрели карие глаза. Ну что ж ,собака, сделаешь теперь? А с шерсти на пол сорвалась слеза. Лежал на полке, слушал стук колес, А поезд уносил куда-то вдаль, Вздыхал один в квартире верный пес - В глазах слеза, застывшая печаль. Соседка принесла ему еду, Но отвернулся, в лапы спрятав нос, Как будто бы в тумане... иль в бреду Лишь только вздернулся и опустился хвост. Четыре дня! Четыре долгих дня, И вот уж поез мчит его назад! Он рад родного города огням И встрече предстоящей очень рад! Взбежал по лестнице - и ключ в замок, Ах, кажется все было так давно, Родного дома преступил порог, А в комнате... Разбитое окно. Нос по ветру, ища знакомый след, Собака шла по запаху, но вот, Упала, обессиленная в снег Не веря, что ее он бросить мог. А карие глаза глядели вдаль, Замерзли лапы и поджался хвост И воем с глотки вырвалась печаль, Но вдруг задвигался холодный черный нос. Знакомый запах? Да! Знаком! Знаком! И лапы позабыли вдруг про боль - Вперед, за милым слабым ветерком Влекла его собачая любовь! Сбивая лапы в кровь о мерзлый лед, Спешила, красный высунув язык Туда, где человек, скучая, ждет, Что б радостный его услышать вскрик, Что б заглянуть в счастливые глаза, Услышать ласковый, знакомый смех! Но... Заскрипели, взвизгнув, тормоза Отбросив пса на мягкий рыхлый снег. Ползком вперед, а сзади следом кровь, Туда, где свет горит в родном окне Влекла его собачая любовь Но... Не дополз... Уткнулся мордой в снег. А вдаль глядят потухшие глаза, Как будто видят, что не видно мне. На шерсти - белым хрусталем слеза, А с неба падает пушистый мягкий снег... *** Добрался….Но что это-сниться ль ему? Весь город пылает,весь город в дыму… И Гром возвращается,мчиться назад, Туда,где застава,где пули как град.. Где парни-герои в неравном бою Сражаются насмерть за землю свою… Он плыл через речку,он брел через луг… Добрался,прислушался-тихо вокруг… Гранаты не рвутся,и выстрелов нет, Застава молчит,лишь фуражки солдат На черной траве неподвижно лежат. Их воинам славным уже не надеть- Они по геройски здесь встретили смерть. Вдруг Гром встрепенулся весь…Кто это тут? К заставе незваные гости идут.. Играет один на гармошке губной, Другой же фуражки швыряет ногой. Как молния Гром на фашистов напал- Он рвал,он кусал, он за горло хватал… Что пес одинок,догадались потом- Стрельба началась, но исчез уже Гром… Он тенью метнулся к далеким холмам, Где густо клубились и дым,и туман… Минуло три года жестоких боев, Фашистов прогнали из наших краев… Теперь им вовек не вернуться сюда… Идет по Европе советский солдат. Застава,застава-не смолкли бои, А ты уже снова встаешь из руин. Сюда пограничники снова пришли- Священна граница советской земли… Поэтому здесь раздаются с утра Жужжанье пилы,перестук топора… На бревнах уселася группа солдат- О доме,о службе они говорят. Чуть-чуть отдохнут-и прибавится сил. Тогда-то один пограничник спросил: «А правда,ребята, что наш капитан Войну повстречал на одной из застав?» «Да,правда,но был он тогда старшиной. И принял он именно здесь первый бой. Их было немного-лишь 20 солдат, Но сотен фашистов здесь кости лежат. Когда же остались они впятером- Их ночью повел старшина напролом…» И снова солдаты за дело взялись- Чтоб стены заставы скорей поднялись. Один из солдат вдруг сказал: «Погляди, Худющий тот пес и сегодня сидит. Вон там,за кустами,который уж день У нашей заставы он бродит как тень…» Пришел командир,услыхал разговор. На пса за кустами направил свой взор.. И пес полетел,подминая бурьян- Туда,где с бойцами стоял капитан. И от удивленного возгласа: «Гром!!!» На шумном дворе все затихло кругом. Впервые солдатам увидеть пришлось, Как плакал начальник заставы, а пес Скулил и смотрел капитану в глаза, Лизал его щеки,медали лизал… Как будто хотел ему этим сказать, Как рад он,что встретился с другом опять… Застава,застава-ты страж тишины. Замок на границе советской страны… Уж новое племя здесь службу несет, Но эта легенда и ныне живет. Легенда о верности,дружбе большой, О Громе,который вновь друга нашел. *** Глаза покинутой собаки Мне снятся ночью. Как тут быть? Её обидеть может всякий И даже попросту убить. В моей квартире коммунальной Она помехой будет всем. Но плач её, призывный, дальний, Мне душу вымотал совсем! И вот настойчиво и глупо Я всех прошу, забыв покой: Подлейте ей немного супа! Погладьте ласковой рукой! Хоть на часок пустите в сени – Пускай погреется она. Она поймёт, она оценит, До смерти будет Вам верна. О, одиночества огромность И невозможность потерять Собачью вечную готовность Любить, служить и доверять! Пусть человек добрее будет – Не прихоть это, не пустяк. Внимательней вглядитесь, люди, В глаза покинутых собак. Ольга Высотская *** На лето переехали на дачу. Здоровую овчарку завели, Чтоб эту дачу не уперли, значит, И нас бы заодно не унесли. Красивая собака , дорогая – Ведь украдут же, ясно дураку. Не спит собака , дачу охраняет , И я не сплю – собаку стерегу *** В переполненном городе прочно сидит одиночество - Правит душами, в пальцах его умирают мгновения, Но среди бесконечно убогого, страшного зодчества Я храню от тоски снизошедшее в сердце спасение. Возвращаюсь домой без отчаянья, просто свободная, Не к семейным лишениям, спорам и сварам, как прочие, А к собачьему сердцу из чистого, нежного золота, К этим умным глазам, в коих часто сквозит многоточие. Понимание, верность, родство - здесь достаточно символов, Слишком много театра и масок, игры и предательства, Слишком сложно быть честным под лживым затасканным вымпелом… Лишь одно так естественно данное мной обязательство - Обязательство просто любить, в мире грязном и гадостном, От щенячьего писка до вздоха и взгляда последнего Этот странный народ, бескорыстно одаренный радостью, Чья дорога судьбы никогда не проходит бесследною. Я зароюсь в шерсть носом, сомкну на мгновенье ресницы, Дышит рядом размеренно, снами укутанный, бок. Вдруг покажется - детство способно еще возвратиться, И, возможно, что где-то на свете есть праведный бог… *** У всех, кто в округе, собаки как люди Пахнет эрделька сосиской на блюде Пахнет овчарка сеном примятым Пахнет бульдожка зеленым салатом Речкой и солнцем пахнет дворняжка Медикаментами такса-бедняжка Мирром вестхайленд разит и сандалом Сука амстаффа пахнет скандалом Творогом пахнет щенок далматина Только вот мой, ты подумай, скотина… Сколько не бегай со страшным лицом Так он и пахнет, подлец, дерьмецом Нюфы в реальности пахнут моржами А коржики пахнут как надо - коржами... Пахнут борзые стремительным бегом А самоеды сверкающим снегом Пахнут шелтиные лапы как надо - может печеньем, а мож... шоколадом Пусть даже пахнут хоть кислой капустой - нюхаю я, потому что мне ВКУСНО! пахнет амкокер духами и пудрой бигль - как тот муж, что вернулся под утро. Ухо собаки пахнет, как мята, Но не прекраснее запаха пяток. Пятка собаки пахнет печеньем Мягкая шейка - вишневым вареньем Пузико пахнет как лилий букет Слаще собачьего запаха нет. Пусть мой не пахнет конфеткою мятной, Пусть не печеньем пахнет от пяток, Запах его на подушке помятой Стал для меня лучше всех ароматов пахнет щенок молоком и мамашкой Мотька опять туалетной бумажкой... Гришка болотом, а Сэм ванилином, Джерька и Саджи - цветным пластилином порохом пахнут курцхаар и борзая Мотич - дерьмом, из кустов вылезая... сука амстаффа пахнет бульоном... пит - тетей Машей (была почтальоном) Мотька, наш мелкий, опять-таки калом... сука амстаффа, блин, все тем же обвалом... салом, обвалом, укропом, бульоном пусть даже чем-то не-о-пре-де-лен-ным мирром, сандалом, ванилью, печеньем манго, какао, клубничным вареньем, сеном, цветами, весной или летом все ж дерьмецом отдавая при этом пятками, лапками, пузом, хвостами или ушами и даже зубами как бы не пахли они посезонно нюхать их кайф! это - о-пре-де-лен-но! *** Хозяин прогладил рукою Лохматую рыжую спину "Прощай, брат, хоть жаль мне, не скрою, Но все же тебя я покину" Швырнул под скамейку ошейник И скрылся под гулким навесом Где шумный людской муравейник Вливался в вагоны экспресса Собака не взвыла ни разу И лишь за знакомой спиною Следили два карие глаза С почти человечьей тоскою Старик у вокзального входа сказал: "Что, оставлен, бедняга? Эх, будь ты хорошей породы, А то ведь простая дворняга…" В вагонах, забыв передряги Шутили, смеялись, дремали, Тут видно о рыжей дворняге Не думали, не вспоминали Не ведал хозяин, что следом, По шпалам из сил выбиваясь За красным мелькающим светом Собака бежит задыхаясь Споткнувшись кидается снова, В кровь лапы о камни разбиты И выпрыгнуть сердце готово Наружу из пасти открытой. Не ведал хозяин, что силы Вдруг разом оставили тело И стукнувшись лбом о перила Собака под мост полетела… Труп волны снесли под коряги… Старик, ты не знаешь природы Ведь может быть тело дворняги, А сердце - чистейшей породы. (Э.Асадов) *** Известно, и ведется так от века – Далек от совершенства божий раб. Сам Бог, когда он создал человека, Увидел, что тот немощен и слаб. Но, голосу людских стараний внемля, В творенье ничего не изменил, Зато послал Бог ангела на землю, Чтоб от беды творение хранил. И молвил Бог: «В мученьях и страданьях Он будет сон твой, сын, оберегать Он – спутник твой во всех твоих скитаниях, Он – лучшее, что мог тебе я дать…» И, человека удивив той вестью, Бог ангела на землю ниспослал. Тот – плоть и кровь обрел, покрылся шерстью, И встал на лапы, крылья ж – потерял. И ангел тот живет поныне с нами. Хоть мало он на ангела похож, Но, если ты хоть раз с его глазами Встречался взглядом – ты меня поймешь. Он днем и ночью нас оберегает. И правда… Что мне все мои враги, Когда я слышу, как за мной шагают, Твои четыре, ангел мой, ноги. *** Я надеюсь, ты слышишь меня в этой недополуночи. Ты не можешь не слышать, хороший мой, ты теперь в вечности... Мне всегда говорили, что слышимость самая лучшая В час, когда от мерцающих звезд небо кажется клетчатым. А еще говорили, что если просить о прощении, То исполнится все, что желается. Сбудется, сладится... Мы вчера вспоминали с твоим постаревшим ошейником, Как слезились от боли глаза все еще шоколадные. А тебе, интересно, теперь разрешаются шалости? Я бы вечно хранила намордник, разодранный в клочья, но... Но с ремонтом, прости, от твоих безобразий осталась лишь В коридоре царапина на покосившейся полочке. Ты простил меня, да же? За ту оплеуху случайную... Вот бы снова в ладонях твой нос любопытный почувствовать. Я тебе покупаю на рынке по-прежнему «Чаппи» и Шоколадки в ведро не бросаю кусочек обкусанный. Мой хороший, я знаю, тебе там светло и не холодно, Только будь осторожней, мой милый, с кустами колючими. И еще, ты приснись мне, пожалуйста, завтра... без повода. Потому что я так по тебе невозможно соскучилась. *** Я забываю, что собаки нет И тянется рука, чтобы погладить. Я постоянно оставляю свет Ей в темном коридоре… Мне не сладить С упрямым фактом, что собаки нет… Я поводок ее не убираю И машинально кухню запираю, - Я забываю, что собаки нет… И после переезда - коврик в кресле. Убрать его мне не хватило сил. Я просыпаюсь по утрам от мысли: Гулять собаку кто-то выводил? Ее игрушки до сих пор повсюду: В коробках и за дверью, на полу… Они вдруг возникают ниоткуда: Собачка, ослик, яркий какаду… Пустой квартиры открывая двери, Я жду – навстречу выбежит… Но нет… Лишь тишина… Мне просто трудно верить, Что больше года уж собаки нет… *** Худая, голодная, драная, В брюхе ветер, в лапе – заноза. Проснулась сегодня рано я, До приезда мусоровоза. Коты бесились, мяукая, А я успела из бака Кость утащить… Ах, сука я, Бездомная тварь. Собака. Ловлю ртом снежинки, фыркая. Зима идёт. Но, назло котам, Ещё вчера нашла дырку я Где вход в подвал. Буду греться там. Вон скалится месяц из облаков… Завою, как волк из сказки. Вот так. Ни один из моих щенков Уже не откроет глазки. Мне пять послал наш собачий бог, В сарае, на той неделе. Один, когда я рожала, сдох, А третьего крысы съели. Второй, замёрзнув, уснул вчера, Да так и не встал. Повесила Четвёртого на проводах детвора. Смеялись. Им было весело. А дворник, что вечно ночами пил, Последнего взял, проклятый, И в бочке с талой водой утопил. Вот так-то пропал и пятый. По городу мертвых собак не счесть. Я возле ларька «колбасы» Двоих видала. Им дали съесть С отравой сырого мяса. Эх, люди, я жалуюсь, гавкая, А вы умываете руки… И вот что странно – собака я, Но вы – ещё больше суки. *** Два одиночества в городе чёрном и вьюжном Встретились вечером, полным январского мрака – Старый актёр, отчего-то вдруг ставший ненужным, И надоевшая видно кому-то собака. Два одиночества грустно в глаза посмотрели, В них у обоих – тоска и сквозит недоверье. Хвост колыхнулся собачий с надеждой лишь еле, Замер актёр у подъезда с закрытою дверью. Два одиночества, ... долгие годы промчались, Отдан талант человечий и псиная вера. Знать,неспроста этой ночью они повстречались, Две безысходности возле замёрзшего сквера. Сердце актёра пронзила безумная жалость, Он протянул бедолаге открытую руку, Та же всем телом к ногам его быстро прижалась, Мелкая дрожь сотрясала замёрзшую суку. Два одиночества, вместе поднялись к квартире, Город оставив за дверью глухой и жестокий, Два одиночества в этом заснеженном мире Знали, что больше не будут они одиноки… *** На выставки его водили при параде. Он сотнею медалей и званий награжден, И кто его увидит, тот скажет — «Чемпион!» Под сто кило в нем весу, он метр высотой, И каждого пленяет своею красотой. Он радует хозяйку, ребенку верный друг… Но вдруг враги напали, и город взяли в круг. Блокада Ленинграда — как много в двух словах! В них боль, страданье, подвиг, разлука, смерть и страх… Свою краюху хлеба мать делит пополам: Одну часть дам ребенку, другую догу дам. Гулять боится с догом, ведь город не узнать: Собаки, кошки, птицы в нем стали исчезать. На хлеб уже сменяла сережки и кольцо, Худеет и бледнеет у доченьки лицо. Вперед на месяц карточки раздали на работе, Но хлебные талоны вор отнял в подворотне. В слезах бессильных, страшных домой вернулась мать - Теперь им целый месяц придется голодать. Само собой решенье созрело в голове, Коль умирать любимым, пусть смерть одна, не две… Наутро с аппетитом дочь кушала бульон, У матери спросила: «А где наш Аполлон?» «Ушёл гулять по городу»,- ответила ей мать, А на глаза из чёлки седая пала прядь.
полная версия страницы